Я стряхиваю с себя наваждение, пораженная своими безумными фантазиями и еще больше идеей, что человек, стоящий в другом конце кабинета, может быть тем самым правильным мужчиной. Я перевожу взгляд на него и вижу, что он смотрит на стол. Его глаза бегают, словно он спит наяву. Он тоже видит на столе то, чего там нет.
Это не только моя фантазия. Мы делим с ним одни и те же видения без единого слова и жеста.
Это человек, которого я встретила меньше недели назад: я знаю его лучше, чем Нину, Ашу, Дамиана или Таци. Я знаю, чего он хочет.
Он хочет меня.
Он тихо вздыхает. Я единственная, кто замечает, как поднимается и опускается его грудь. Он лениво, вроде бы бесцельно пересекает комнату. Но мне-то виднее. На пути к окну он проходит мимо меня. В этот краткий миг нас разделяет лишь фут пространства. Это тайный намек, сигнал, повествующий мне о том, что он хочет быть рядом. Но меня удивляет другое – на его лице я вижу не только страсть, я вижу на нем отчаяние, решимость… может, даже смятение, сродни моему. Уилл, все еще отвечающий на вопросы моей команды, смотрит на Роберта, пока тот невидящим взглядом упирается в окно. И без того глубокие морщины на лбу Уилла становятся еще глубже. Это так не похоже на Роберта. Уилл явно что-то подозревает.
Ха, ты только что подумала о нем как о «Роберте», а не «мистере Дейде». Мой дьяволенок радуется нарастающей близости с человеком, который выпустил его из плена. Ангел лишь молча качает головой и думает о Дейве, мужчине, который покупает мне розы и рубины.
– Значит, ваш основной упор делается на оптимальное позиционирование, прежде чем вынести первоначальное публичное предложение? – Это Аша. Она смотрит на вице-президента, но я чувствую, что обращается она к Роберту.
– Время решает все, – спокойно отвечает Роберт. Он поворачивается от окна и улыбается Аше, но в его улыбке сквозит грусть. – Нам нужно явить миру силу, а все слабости должны быть похоронены так глубоко, чтобы никто никогда до них не докопался. Мы не можем себе позволить, чтобы крупные инвесторы воспринимали нас иначе, чем мелкие. Это приведет к теориям об инсайдерских сделках и неэтичной практике. Нам надо, чтобы вся вселенная видела в нас гиганта.
– У каждой компании есть свои слабости, – возражает Аша. – Если вы будете казаться слишком хорошими, инвесторы не поверят в вас.
– Они поверят, потому что хотят, чтобы мы соответствовали мифам, ими же и сотворенным, – поясняет Роберт. – Наша работа – помочь им увидеть то, что они хотят видеть, и быть тем, кем они нас считают.
Я смотрю вниз, на блестящий деревянный пол под моими итальянскими туфлями. Да, я знаю Роберта Дейда лучше, чем кто бы то ни было в этой комнате. Я понимаю его, потому что – на каком-то уровне – я понимаю себя.
– Он интересный мужчина, – говорит Аша по пути к нашим автомобилям.
Все прочие припарковались на парковке Maned Wolf, а я оставила машину в нескольких кварталах отсюда. Не хотела, чтобы кто-то увидел, как рано я приехала. По неведомым мне причинам Аша припарковалась рядом со мной.
– В первой половине тура он так и горел энтузиазмом, – продолжила она, – а потом… что-то случилось в офисе.
Ветер подхватывает мои волосы, треплет их, холодит шею.
– Я не заметила, – говорю я.
Я уже вижу свою машину. И достаю ключи.
– Еще как заметила, – усмехается Аша, – а теперь отрицаешь это. Интересно, почему?
Я поворачиваюсь боком к ветру и смотрю на нее. Я не ожидала от нее подобной дерзости и раздумываю над тем, не разгорается ли конфликт. Но она не произносит больше ни слова, пока мы не подходим к моему авто, но и тогда лишь бодро прощается и идет к своей машине.
Аша начала работать в фирме всего за несколько недель до моего появления. Все эти годы я втайне восхищалась ее загадочностью. И только сейчас мне пришло в голову, что она может быть опасна.
Я сажусь в машину, вцепляюсь в руль и делаю глубокий вдох, ожидая, пока мысли придут в норму. Глядя в зеркальце заднего вида, я трогаю пальцем веснушку, которую забыла затонировать сегодня утром. Когда я стала такой беспечной? Когда стала одной из пропащих?
О, на этот вопрос легко ответить. Я стала пропащей в отеле The Venetian Вегаса.
Если я хочу вернуться назад, надо пойти обратной дорогой. Найти тропинку, с которой я сошла, вновь открыть для себя радость быть верной одному мужчине. Если я сумею мысленно проделать этот путь, все безумства останутся позади.
В восемь у нас с Дейвом обед, но у меня еще целых три часа.
Я беру телефон и звоню Симоне.
Я попадаю к Симоне чуть позже пяти. Она машет мне рукой. На ее бежевой кушетке подушки с леопардовым принтом; на стенах в рамках черно-белые фотографии танцующих мужчин и женщин в чувственных позах.
– Будешь что-нибудь пить? – интересуется она. – Чаю? Воды с газом?
– Может, коктейль?
Она на мгновение замирает и смотрит в окно на задымленное голубое небо. Она знает, что я редко пью до заката. Этому правилу еще в молодости научила меня мать. «Выпивка для луны, – бывало, приговаривала она, наливая себе вина. – Темнота скрывает наши мелкие грехи. Солнце, напротив, не любит прощать. Свет требует от нас целомудренной трезвости».
Но насколько целомудренной я была, попивая воду в приемной мистера Дейда и застегивая заново блузку? Сколько грехов я уже совершила при свете дня? Правила меняются, и мне нужен коктейль, чтобы привыкнуть к этому.
Симона исчезает в кухне и возвращается обратно с двумя стаканами – один для меня, другой для нее. Прозрачная жидкость невинна на взгляд, но гораздо лучше на вкус. Я делаю несколько глотков и опускаюсь на кушетку. Одна из леопардовых подушек прижимается к моей спине. Подруга усаживается на подлокотник возле меня.