– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я говорю о шелковых нитях. – Я кладу руку на стол, подвигаю ее на дюйм вперед, но он не делает попытки взять мою ладонь. – Я говорю о едва заметных недостатках рубина, которые делают его уникальным. Я знаю, что ты не идеален. И я не идеальна. Я просто надеялась, что мы перестанем притворяться, будто мы безупречны.
– Я знаю, что ты не идеальна.
Это как пощечина – заявление о моем несовершенстве без признания своего. Но в его словах не чувствуется укола. Я воспринимаю их иначе – как нечаянный комплимент. И я вижу, что он пытается уйти от ответа.
– Я бы простила тебя, – повторяю я. – Даже если бы это был не просто искус. Даже если бы ты совершил ошибку.
– Я не совершаю ошибок подобного рода. – И вдруг он смягчается. Он накрывает своей рукой мою, легонько пожимает ее и отпускает. – Может, иногда я испытывал небольшое искушение. Но я никогда не поддавался импульсам. Я выше этого, Кейси. Ты ведь знаешь это, так?
Я краснею. На этот раз никакого оскорбления не предполагается, но мне обидно. Он выше этого… а значит, он лучше меня.
– Я хочу купить тебе кольцо, – продолжает он, так и не дождавшись от меня ответа. – Я хочу связать с тобой свою жизнь. Нет никаких соблазнов, которые стоят того, чтобы о них вспоминать, поверь.
Я провожу пальцем по краю чашки с капучино. Она чисто-белая, как скатерть на столе, как те розы, что подарил мне Дейв.
– Мне надо с тобой кое о чем поговорить, – начинаю я. И я действительно собираюсь сделать это. Собираюсь сказать слова, вынести свои грехи на яркий свет этого зала, где мы сможем как следует рассмотреть их.
– Мы хотим связать наши жизни, – повторяет он, но теперь в его голосе сквозит мольба. – Нам не обязательно рыться в наших недостатках. Ладно, может, наше прошлое – это рубин.
Я смотрю в его карие глаза и читаю в них молчаливый вопрос.
– Но это же прошлое. Нам не обязательно говорить о… как они там называются… шелковых нитях? В нашем будущем ничего подобного не предвидится. Наше будущее – это бриллиант чистой воды, ясное и незамутненное.
Нет у будущего никакой ясности. Никогда не бывает. В лучшем случае оно как новая кобыла его матери – цвета пятнистого серого неба. Но Дейв, как обычно, смотрит на мир через призму своих желаний. Он видит только то, что хочет видеть.
Но разве мы все не делаем то же самое? Мы выбираем себе религию, политику, философию и упаковываем вселенную в созданные нами рамки. Если какие-то явные факты не вписываются в нашу концепцию мироздания, мы просто игнорируем их или приписываем им несуществующие качества. Мы сознательно подгоняем их под шаблоны, даже если это означает, что мы должны изогнуть их под неестественным углом.
Дейв – мужчина с секретами. Не знаю, преследуют они его или нет, но он не желает вспоминать о них, а значит, быть может, – только быть может – мне не обязательно вспоминать о своих.
Я улыбаюсь и отправляю в рот ложечку панна котты. Он такой гладкий на языке, и вкус у него чистый, незамутненный.
Я начинаю понимать, почему столько людей помешано на простоте бриллиантов.
Утро. Визит в офис Роберта, фантазии с Симоной, странный обед с Дейвом – все это в зеркале заднего вида автомобиля. Запутанный клубок безумных впечатлений, которые я готова оставить позади. Сегодня другой день, и я уже тверже стою на ногах. Вчера я не была готова к тому, что обрушилось на меня… не была готова к своей реакции. Сегодня я готова ко всему… и теперь, когда я знаю, что это значит, я испытываю небольшое возбуждение.
Я мысленно просматриваю свой календарь. Аша должна сделать анализ последних иностранных инвестиций Maned Wolf, Нина и Дамиан разбираются во внутренних вкладах, а Таци изучает эффективность маркетинговых и PR-кампаний. Люди боготворят Maned Wolf, но непонятно, доверяют ли они ей. Я должна сложить все кусочки в единую картину, дать Роберту Дейду список рекомендаций того, что нужно сделать, прежде чем открыться обществу, и обозначить пошаговые временные рамки. Конечно, это только рекомендации. Их ценность измеряется уровнем доверия Роберта ко мне.
Роберт Дейд не боготворит меня, но, полагаю, он доверяет мне.
Даже мысли о нем восхитительны. Две недели назад я не подозревала, каково это… когда тебя прижимают к стене, берут на рабочем столе, занимаются с тобой любовью на полу The Venetian. Два дня назад я не представляла себя в его офисе, на коленях…
Две недели назад – целую вечность, целую жизнь назад – я понятия не имела, что можно быть одновременно настолько уязвимой и настолько могущественной.
В душу пробирается чувство вины, притупляя удовольствие от воспоминаний. Ангел и дьявол снова воюют. Дьявол вставил мои воспоминания в рамку и протягивает их мне для изучения, прекрасно зная, что мне захочется потрогать, погладить их… и мужчину, который заставил меня пережить все это.
Но мой ангел… мой ангел кричит. Он хочет сжечь эти картинки.
Но разве сжигать на костре – не дело дьявола? Они явно поменялись ролями. Что делать женщине, когда ее ангел начинает пользоваться инструментами дьявола?
Что делать грешнику, когда дьявол просит лишь о том, чтобы правдиво взглянуть на свои поступки и свое отношение к ним?
Потому что правда заключается в том, что я ни о чем не жалею. Я только хотела бы пожалеть. Я не могу раскаяться в своих грехах. И получить отпущение.
Вчера Дейв солгал о том, что никогда не испытывал искушения. Что еще он скрывает? Освобождает ли меня его ложь от признаний?