Только одна ночь - Страница 32

Он кивает и выходит из кухни.

Сколько раз я видела, как Дейв покидает комнату? Раньше это меня никогда не тревожило. Но теперь вид его удаляющейся спины бьет по глазам, как зловещее предзнаменование. Мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем руки перестают трястись, и я могу открыть бутылку.

Я нахожу его на диване. Он берет стакан, не глядя на меня. Вино темно-красное, практически черное, и эта незамысловатая деталь вдруг тоже обретает свой смысл. Комната внезапно наполняется знаками, и каждый из них тревожен.

Еще один глубокий вдох, еще несколько внутренних увещеваний и обращений к голосу разума. Надо собраться и взять себя в руки.

Дейв наконец-то поднимает глаза, острая боль практически превратилась в обвинение.

– Ты все еще злишься на меня? – спрашивает он.

О чем это он? Я ничего не понимаю.

– Я не должен был бросать тебя тем вечером, – продолжает он. – Когда ты села мне на колени и попросила… – Голос его стихает, и он опять отводит взгляд. – Я извинился, купив розы. Но если этого недостаточно, просто назови цену, чтобы мы могли двигаться дальше. Потому что это… – он делает неопределенный жест, указывая на все и ни на что конкретно, – это просто ад какой-то.

– Я не собираюсь штрафовать тебя за недопонимание. Я не злюсь.

– Но что-то ушло, – замечает Дейв. – Когда я обнимаю тебя за плечи, ты не прижимаешься ко мне, как прежде. Раньше, когда я протягивал руку, твоя ладонь так естественно ложилась в мою и растворялась в ней. А теперь этого нет, будто пазл не сходится. Сегодня я попросил тебя стать моей женой перед всеми, кто нам дорог в этом мире. Было бы слишком просить, чтобы мы отпраздновали и… – Он опять замолкает.

Я не узнаю сидящего передо мной мужчину. Я никогда не видела его таким несчастным.

И это сделала с ним я.

– Дейв, – я осторожно произношу его имя и присаживаюсь рядом. Но не протягиваю ему руку. Вместо этого я делаю глоток приторно-сладкого вина, пытаясь найти оправдание, которое не разрушит, а поможет хоть что-то сохранить.

– Я напугал тебя в тот вечер? – спрашивает он. – Скажи, что нет. Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Это моя работа. Прошу тебя, скажи, что я не нарушил чего-то основополагающего. Пожалуйста.

– Нет, ты даешь мне чувство защищенности, – поспешно выпаливаю я. – Всегда.

Я смотрю в стакан, изучая его содержимое, и делаю еще глоток.

– Тогда в чем дело?

Я молчу. Собираю остатки храбрости. Вот он, пресловутый подходящий момент. Я это знаю. Надо сказать ему прямо сейчас.

– Дело в твоей сестре?

Нелогичность вопроса застает меня врасплох, выбивает из колеи.

– До ее дня рождения всего неделя. Мелоди исполнилось бы тридцать семь, так?

Господи правый, как мы добрались до этого? Как перешли от неувязок в наших отношениях к Мелоди? Ей здесь не место.

– Она умерла через два дня после двадцать второго дня рождения, так? А значит, мы приближаемся к пятнадцатой годовщине ее смерти.

Я не отвечаю. От нашего разговора меня выворачивало наизнанку, но эта тема вообще никуда не годится. Я знаю причину наших проблем; я сама ее создала. Но пытаться переложить вину за появившуюся между нами пропасть на плечи Мелоди – хуже этого ничего не придумаешь. Даже мои поступки не настолько ужасны. Это хуже, чем все ее грехи, вместе взятые.

– Тебе было тринадцать, когда она погибла, – медленно говорит Дейв, припоминая детали истории, о которой я не люблю распространяться. – Суицид.

– Нет! – в ярости кричу я. – Это была случайная передозировка.

Я говорю так, словно это не один из способов суицида. Кокаин, экстази, текила, мужчины: всем этим сестра подпитывала свое саморазрушение. Каждая дорожка, каждая доза ничем не лучше удара ножом.

И все же она говорила, что любит все это. Силу ее пристрастия к излишествам и беспечности можно было сравнить лишь с ненавистью к порядку и утомительным обязательствам.

Все кончилось случайной передозировкой. Мать сказала, что винить тут некого.

Дейв больше ничего не говорит. Не хочет, чтобы это было монологом. Он надеялся, что я протяну ему руку. Хотел, чтобы я вновь упала в его объятия и сказала, что он знает меня лучше всех на свете.

Но на таких воспоминаниях отношений не построишь. В данный момент мне трудно думать о нем, потому что в данный момент я не его невеста. Я даже не знаю, кто он такой. Мы никогда не встречались.

В данный момент мне девять лет, и я смотрю в окно своей спальни на девушку по имени Мелоди, которая все танцует и танцует и не может остановиться. Она танцует во дворе дома под музыку, которая слышна только ей.

Больше я ее ни разу не видела. Она приходила домой просить у родителей денег, и, когда они отказались открыть ей дверь, отказались признать ее, она пошла танцевать.

Но я не собираюсь беседовать об этом ни с Дейвом, ни с кем-то другим. Вместо этого я выныриваю в реальность, заставляю губы растянуться в заученной улыбке, кладу руку на его колено и заглядываю ему в глаза:

– Дело не в ней. Даже не в нас. Дело в моей глупости.

– Глупости? – повторяет он так, словно пытается примерить на меня это слово.

– Ты был прав, что ушел от меня в тот вечер, – продолжаю я. – Я была сама не своя. Может, предсвадебная лихорадка. Но это было неправильно. – Я прижимаюсь к нему, как раньше, как он хочет. – Сумасшествие и потерю контроля процентами не измеришь.

Он гладит меня по щеке тыльной стороной ладони.

– Я в жизни не встречал вторую такую, как ты. Ты моя Кейси, и ты идеальна. В тот вечер в Scarpetta я сказал, что это не так. Я солгал.